Фото: www.gazetaingush.ruЗеркало жизни Джемалдина Яндиева

Дж. Яндиев на встрече писателей Чечено-Ингушетии и Запорожья с жителями. Грозный, 1976 год

Образ и мотив зеркала в лирике Дж. Яндиева, несмотря на небольшое количество стихотворений, затрагивающих «зеркальную» тематику, очень важен и концептуален.

Быть может, себя самого

Я встретил на глади зеркальной.

А. Блок

В первом авторском сборнике 1941 года, который назывался «Заман кизга» («Зеркало времени»), есть три стихотворения, связанных с зеркалом: «Дунен т1а мух баьлча» («Над миром ветер поднимется»; в переводе Н. Асанова — «Только дунет ветер над морем», опубликовано в 1958 году в книге «Стихотворения»); «Заманкизга» («Зеркало времени»; в переводе Н. Асанова — «Зеркало времени», опубликовано в коллективном сборнике «Чечено-ингушская лирика» в 1939 году); «Заман тешага» («Верящим времени», посвященное чеченскому поэту Арби Мамакаеву, близкому другу Джемалдина).

В сборнике стихов поэта «Дега оаз» (1942 г., на русском языке — «Сердце матери», 1943 г.) есть стихотворение «Сакизга» («Мое стекло»), датированное 1941 годом, которое было переведено А. Гатовым. Мы знакомы с ним по публикации в книге произведений Дж. Яндиева «Стихотворения», 1958 г., под названием «В бурю».

В сборнике стихотворений «Делкъе» 1963 года («Полдень») — еще одно стихотворение «Заманкизга чу хьежаш» («Глядя в зеркало времени»). И, наконец, стихотворение под тем же названием, написанное перед смертью, было опубликовано в первой посмертной книге произведений Дж. Яндиева «Т1еххьарча шерашкарастихаш» (1983 г. В переводе А. Передреева стихотворение под названием «Зеркало жизни» увидело свет в 1986 году в книге «Весенний зов»).

Символика, семантика и функции зеркала наилучшим образом исследованы в классических работах М. М. Бахтина и современного ученого А. З. Вулиса («Эстетика словесного творчества». М., 2002; «Зеркала». М., 2002).

Бахтин говорил о зеркале как о способе самопознания лирического героя через свое отражение. Зеркало — это граница между «внешним-внутренним», «своим-иным», «живым-мертвым» и т. д.; зеркало — своеобразный экран, на котором оживающие образы (прошлого, настоящего, будущего) становятся символами памяти, хранящей информацию; зеркало — не просто отражение, а целый театр, в котором каждый видит «свой маленький спектакль, сыгранный для себя», свои самые сокровенные желания; наконец, зеркало — это и тема двойничества, тени, портрета, отпечатка, запечатленной картины. Последнее важно для поэтики Яндиева, о чем мы будем говорить далее.

А. Вулис говорит о зеркале как «метафоре окрестного мира» (метафорического изображения метафоры), которая богата бездонными подтекстами. Высокую эмоциональность «зеркальных метафор» исследователь объясняет свойством зеркала видеть невидимое, находить ненайденное, обозначить необозначенное. Подобная «зеркальность» характерна для выражения глубоко потаенных, даже подавляемых смыслов стихотворений Яндиева, в которых образ и тема зеркала имеют концептуальное значение. В ингушской мифологии, в сравнении с другими традициями, образ зеркала, стекла, кажется, не столь разработан. Что не помешало Яндиеву поэтически адаптировать классическое трактование зеркала в мифологиях многих народов как души человека — его тени, судьбы. Это было связано с глубокими эмоционально-психологическими личностными переживаниями поэта. В его случае зеркало само по себе «не генерирует зло или добро», а отражает то, что он остро переживал и рефлектировал на глубинном, сокровенном уровне.

Джемалдин в своих «зеркалах» не запечатлевал какие-то внешние, фактически достоверные обстоятельства, явления, события. Он всматривался в себя, свой внутренний мир, побуждая душевные переживания самого себя: кто он на самом деле...

И в 30-е, и в 40-е, и в 60-70-е годы эта экзистенциальная проблема была наиважнейшей, хотя и не столь проявленной количественно. Его сознание, постоянно просветляемое вопросами личностного существования в рамках отведенного Богом земного времени, как башня его прародителя Янда, устремлялось вверх, воспаряя над «свинцовыми мерзостями» соцреалистической каждодневности. Зеркало у Яндиева было символом его индивидуального познания (прежде всего), несмотря на то, что во внешнем «фасаде» стихов (в их «сюжете») доминирует время, отраженное в зеркале. В этих стихотворениях постоянно существует дихотомическая антитеза: «плохое — хорошее», «настоящее — будущее», «холод — тепло», «прошедшее — грядущее», «кровь, дым — отмытое от крови, проясненное», «старый — молодой», «жестокое — доброе», «солнце — затмение» и др. Все стихи, за исключением посвященного другу А. Мамакаеву, как прямому собеседнику, — это обращение к себе, диалог с собой, связанный с затаенным (даже задавленным) страхом и непониманием безумия мира, его жестокости.

...Как от холода и тепла

Пар ложится на зеркало,

Плохое, хорошее, мною слышимое,

Отражено в моих глазах.

или:

...Сколько есть зрения я в него (зеркало) смотрел,

Кровь, дым. Только дым, кровь видя,

Черными тучами обложенное,

Мое зеркало потемнело...

(подстрочные переводы)

Он пристально вглядывается в свое внутреннее зеркало, пытаясь «осознавать» себя и свое жуткое время и рефлектировать. Эти раздумья выявляют очень важные мгновения «потока сознания» лирического героя Джемалдина Яндиева, восходящего к глубинной философской рефлексии о подлинности и лживости своей жизни, своего «великого времени» (с большой буквы). Поэт, вернее его лирический герой, становится фактически иллюстратором серьезнейшей психической деятельности тонко чувствующего и остро переживающего человека — узнавать, искать себя настоящего, подлинного в своем внутреннем зеркале. С этим зеркалом у него связана готовность его рассудка, сознания к познанию себя и реальности без бутафории и позолоты «великой эпохи». Его зеркало отражает определенные ситуации: готовность верить и любить свое время с большой буквы, усталость от него, тревожное ожидание лучшего, бессильную тоску и печаль от того, что лучшее будущее наступит лишь после того, как «моей кровью умытое очистится мое зеркало» и т. д. Но помимо этого, зеркало способствует проявлению глубоко скрытой нравственной самооценки и переоценки многого лирическим героем поэта. Он как бы «верифицирует бытие»: устанавливает истинное знание о жизни и себе самом, обозначает невидимую постороннему глазу связь со своим спрятанным от всего и вся духовным внутренним миром.

Влажно мое стекло,

Мое завтра темным делая,

Черные тучи наведя,

Оно хорошее затемнило...

Гром ударит, еще сильнее ударит.

Так, идущим следом светом,

Моей кровью умытое,

Очистится мое зеркало.

(подстрочный перевод)

Это самое зашифрованное из «зеркальных» стихов произведение «Сакизга» («Мое стекло»), датированное 1941 годом. Условно говоря, не стендалевское зеркало (как метафора отражения всего того, с чем художник, идущий по дороге жизни, встречается, точно фиксируя любую деталь). Здесь вглядывание в самого себя и горестное прозрение цены, которую поэт (лирический герой) должен заплатить за будущее счастье.

Он очень хочет увидеть себя в грядущем «великом Времени», но... попадает в самообман в своем ожидании.

...Идет Время, идет Время,

Как конь вскормленный.

Я сижу, сижу я,

Уставший от обрушившихся мыслей.

Идет Время, идет Время,

К большому счастью, зная, что идет.

Я сижу, сижу я

В зеркале Времени свое отражение

желая увидеть.

(подстрочный перевод)

«Заман кизга» («Зеркало времени») написано в те же годы, что и «Сакизга», но в нем открыто и прямо звучит (даже гремит) эта страстная мечта — вера — тоска по доброму, справедливому времени, в котором не будет страха и усталости от него. Лирический герой заклинает (прямо даже кричит) это огромное безжалостное сталинское время (с большой буквы) быть человечным, ведь его зеркало знает будущее...

Поэт как бы говорит сам с собой (в приведенных выше и других стихах), поэтому стихотворения построены на внутренних диалогах-оценках своей жизни и поступков в своем, жестоком (добром), счастливом (несчастливом) мире. Он хочет видеть только хорошее, но просвечиваемая подтекстом тревожно-вопросительно-восклицательная интонация только усиливает рефлексию, смятение поэта, несущего и свою долю ответственности за происходящее в его «великое время». Он зашифровал то, что открыл в горьком прозрении в себе самом и в своем несчастном поколении и передал потомкам мысль о том, сколь высока ответственность поэта за все, что происходит в жизни. Ведь лирический поэт — эмоциональный отражатель ее. Именно поэтому в стихотворениях Дж. Яндиева о зеркале столь важен образ поэта (лирического героя), старающегося быть честным, и подтекстом, а не в прямых изречениях, выразить муку, тоску своей души. Его неявная боль обнаруживает боль и тоску как отдельной личности, так и целого поколения, трагически выживавшего в сталинском неолите.

Мы убеждены, что стихотворения с «зеркальной» тематикой — наиважнейшие в так называемой теме «поэта и поэзии» с собственно яндиевскими драматическими поисками ответов на вопросы, которые он задавал только себе самому. «Это крик души поэта, душа которого терзается не личной болью, а болью окружающего его мира, «пустого безлюдного поля»..., где хозяйничают бесы и нечистая сила, где человек страшно одинок и несвободен... Смысл... состоит в том, что поэт не может уйти от зла и болезни окружающего мира. Наоборот, он сам является отражением этого мира, и если мир болен, трещина проходит через сердце поэта» (Шубникова-Гусева Н. И. Поэмы Есенина. От «Пророка» до «Черного человека». М., 2001, с. 578-579).

Сокровенная, глубоко запрятанная тревога и боль определили в этих стихотворениях (и не только в этих) поэтику неявного, сокрытого диалога в «зеркальной» теме. Это своеобразная лирическая (очень страстная) исповедь поэта, в которой зашифровано как глубоко личное переживание, так и онтологическая проблема несовершенного мира, смысла человеческой жизни и ответственности художника, пытающегося воссоздать образы этого мира. Поэтому важной чертой поэтики этих стихов является их внешняя и внутренняя полемичность. Это полемический диалог поэта с самим собой (или с другом), не столь открыто понятен и даже внятен, но он очень важен. И в этой связи представляется, что «зеркальные» стихи Джемалдина Яндиева напоминают «айсберг, часть которого открыта и понятна каждому.., а основная остается скрытой, как бы невысказанной. Богатство подтекста определяют рассеянные... намеки...» (Шубникова-Гусева Н. И. С.593).

«Рассеянные намеки», например, в стихотворении «Заман кизга чу хьежаш» («Глядя в зеркало жизни»), написанном незадолго до смерти, — это строки о пережитом, выстраданном сердцем, не высказанном прямо большому миру им самим и его неперемолотыми современниками.

Поэт не декларирует страдания этого поколения для вынесения приговора «веку-волкодаву». Не Зло эпохи, а Добро прожитой человеческой жизни фиксируется на его зеркале:

...Я все познал (пережил),

Я перенес все через сердце.

В зеркале жизни портрет (лицо) человека,

Чтобы не оставить страшным,

(Только) Земной жизни добро

Так же по-доброму поставить

(зафиксировать в зеркале).

(подстрочный перевод)

Как истинный гуманист, Джемалдин Яндиев не хотел множить зло посредством открытого публицистического «документирования» ужасов времени в своем поэтическом слове. Как мог, он очеловечивал пространство человеческого бытия в свой жестокий век, и ровно так же он не хотел взращивать и множить «гроздья гнева» у потомков, оставляя им в наследство злобную ярость и неизбывную боль свидетеля и современника «великой эпохи» расчеловечивания.

Его жизнь в 30-40-е годы вполне можно охарактеризовать, как триллер, со страхами, ожиданием смерти, унижениями, репрессиями и т. д. Это пережили многие люди его поколения.

Современникам более важно понять глубокий подтекст и драматизм его произведений, спроецировав их смыслы в нынешнюю ситуацию духовного уныния, отчаяния и нравственного одичания. И постараться оценить негромкость и этическую силу его стоицизма и впечатляющую «непрогнутость по линии достоинства» (А. Битов). К Джемалдину Яндиеву, многое пережившему и перетерпевшему, применимы слова А. Сладковского о Д. Шостаковиче: «Свойство гения предусматривает мягкую силу, он — не железный дровосек, который все сокрушает, не силач.., «принимая все к сведению», он не сгибается... Но надо понимать, что в этот период... в СССР была сконцентрирована вся мировая модель развития, это был грандиозный планетарный эксперимент, и [художник] полотно за полотном описывал натурально и честно каждую его веху. И писал он кровью...».

сентябрь 2016 г.

г. Москва

Биография Дж. Х. Яндиева

Джемалдин Хамурзаевич Яндиев (1916-1979) — первый народный ингушский поэт (1977 г.). Член Союза писателей СССР с 1937 года. Кавалер ордена «Знак Почета» (1966 г.). Автор более 20-ти поэтических сборников на ингушском и русском языках. Дж. Х. Яндиева в разное время переводили Арсений Тарковский, Семен Липкин, Наум Коржавин, Анатолий Передреев, Семен Виленский, Николай Асанов, Дмитрий Голубков, Борис Сиротин и др.

Дж. Х. Яндиев — выдающийся ингушский лирик, о котором его первый переводчик Арсений Тарковский в 1939 году написал: «...большой лирический подъем, соловьиный голос», родился в селении Балта Пригородного района Терской области 5 мая 1916 года (фактическая дата). Официальной датой (с 1966 г.) является 16 октября 1916 года. Родителями поэта были простые крестьяне. Мать умерла в 1922 году, отец — в 1950 году в депортации, в Северном Казахстане.

В 1925 году он поступил в балтинскую сельскую неполную школу, по окончании которой в 1929 году поступил в подготовительную группу индустриального политехникума во Владикавказе. В 1932 году, как писал поэт, «вступил в комсомол и профсоюз. Успешно окончив подготовительную группу, перешел на первый курс тепломеханического отделения, где проучился до окончания, т. е. до 1936 года». Но тепломехаником Дж. Яндиев не стал. Будучи студентом, начал писать стихи и даже публиковать их.

В 1934 году поступил на заочное отделение Литературного института им. Горького, где проучился три года.

С 20 декабря 1936 года начинается профессиональная деятельность Дж. Яндиева как литератора: он работает корреспондентом республиканской газеты «Ленинский путь», а также переводчиком «Чечингосиздата» в Грозном (с марта 1937 г. по 5 февраля 1938 г.). Перевел на ингушский язык произведения Лермонтова, Пушкина, Маяковского, Горького, Шевченко, Хетагурова, Маршака и др.

С начала 1938 г. по май 1938 г. — ответственный секретарь Союза писателей ЧИАССР. С 1938 г. по февраль 1944 г. — председатель правления Союза писателей Чечено-Ингушетии.

С начала Великой Отечественной войны и до депортации ингушского народа активно работал редактором ингушского вещания республиканского радиокомитета и заведующим производством «Чечингосиздата» в Грозном.

Военная лирика этого периода была опубликована в отдельном сборнике, многие стихотворения которого стали народными песнями. Например, «ГIовтта, кIантий, гIовтта!»

В феврале 1944 года вместе со своим народом был репрессирован, прожил в Киргизии с 1944 по 1956 год. Работал на незначительных хозяйственных работах, не имея возможности писать стихи и издавать их. В ссылке потерял брата, отца, сестру, двух сыновей.

С началом хрущевской «оттепели» Дж. Яндиев вместе со своим другом по судьбе и поэзии Кайсыном Кулиевым приезжает в 1956 году прямо из Фрунзе в Москву на Высшие литературные курсы Литинститута им. Горького.

В 1958 году, успешно окончив курсы, возвращается на родину, вернее, в Грозный. В Пригородный район, в родную Балту, воспетую им в стихах, ходу не было — там жили чужие люди.

С 1959 по 1966 год Дж. Яндиев работал главным редактором ингушского вещания на телевидении в Грозном. С 1966 по 1975 годы — литературным консультантом Союза писателей ЧИАССР. 23 августа 1979 года после тяжелой болезни поэт скончался, похоронен, согласно его воле, на старинном ингушском кладбище в Балте.

Помимо русского, стихотворения поэта переведены на многие языки народов Северного Кавказа, украинский, эстонский, татарский, немецкий, английский и японский.

Книги Дж. Х. Яндиева на ингушском языке: «Заман кизга» (Грозный, 1941), «Дега оаз» (Грозный, 1942), «БIаьсти» (Фрунзе, 1956), «Дега гIоз» (Фрунзе, 1957), «Наьна лоамаш» (Грозный, 1959), «Стихаш» (Грозный, 1961), «Делкъе» (Грозный, 1963), «Уйлаш» (Грозный, 1967), «Хержараш» (Грозный, 1976), «ТIеххьарча шерашкара стихаш» (Грозный, 1983), «Маьлха баьри» (Грозный, 1986), Собрание сочинений в 2-х томах (Магас, 2002).

Книги Дж. Х. Яндиева на русском языке: «Поэты Чечено-Ингушетии» (Грозный, 1939), «Чечено-ингушская лирика» (Грозный, 1941), «Зеркало жизни» (Грозный, 1941), «Сердце матери» (Грозный, 1943), «Горская песня» (Грозный, 1958), «Стихотворения» (Москва, 1958), «Лавина» (Москва, 1963), «Стихи» (Грозный, 1966), «Утренние мысли» (Москва, 1967), «Весенний зов» (Москва, 1986), «Жизнь моя — встревоженная птица» (Москва, 1996).

Марьям Яндиева